Репрезентация лирического «Я» в поэзии А. Подгорновой

Муромцева Алёна Олеговна студент, кафедра финно-угорской филологии, Национальный исследовательский Мордовский государственный университет им. Н. П. Огарёва 430005, Россия, республика Мордовия, г. Саранск, ул. Большевистская, 68, оф. 513 Muromtseva Alena Olegovna Student, Department of Finno-Ugric Philology, National Research Mordovia State University 430005, Russia, Republic of Mordovia, Saransk, Bolshevistskaya str., 68, office 513 alena.muromczewa@yandex.ru

Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда № 24-28-00098, https://rscf.ru/project/24-28-00098/.

В современном мордовском литературоведении проблемы женской поэзии не оказываются на периферии исследовательского интереса, изучаются в диссертациях [Дьячкова Е. Н. Образная система и жанровое своеобразие художественного творчества Раи Орловой. Саранск, 2018. 220 с.], монографиях ^{[1; 5]}, научных статьях ^{[2; 3; 4; 8–11]}. Вместе с тем как динамичная система она нуждается в глубокой научной рефлексии, постоянном мониторинге, описании основных тенденций и направлений развития. Особое место в национальном женском дискурсе занимает творчество Алины Подгорновой, поэтические книги которой «Кроме рифм» ^[6] и «Мель» («Мысль») ^[7] получили высокую оценку литературоведов ^{[2, 9]}. Исследователи отмечают, что в стихотворениях автора «прослеживаются черты постмодернизма – трагическое мироощущение, неудовлетворенность действительностью, ироническая рефлексия мира, тяготение к аллегорическому мышлению, ˂…˃ поиск новых путей лирического осмысления мира и человека, оригинальное решение классических тем, экспериментаторство в стиле и языке, своеобразный синтез разнообразных приемов художественности – детализации, предметной образности, иносказательности, интертекстуальности» ^{[9, с. 123, с. 129]}.

Безусловно, поэтически реализованные А. Подгорновой проблемы, изображенные образы не укладываются в традиционные для мордовской поэзии предыдущих десятилетий строгие тематические рамки, мотивно-образные кластеры. Ее творчество обусловлено самим временем, сложным, противоречивым. Она предлагает новый, критически-эмоциональный, взгляд на мир, имплицитное раскрытие дисгармоничных взаимоотношений в социуме, при этом создает своеобразную коммуникацию с читателем, «апеллирует к его эстетической памяти» ^{[11, с. 152]}. Лирическая героиня А. Подгорновой – натура сложная, с одной стороны, сильная, энергичная, активная, категоричная, способная на протест, с другой – ранимая, беззащитная, чувствительная, но в любом случае вызывающая разнообразные эмоции, заставляющая читателя рефлексировать. Интересны образы, посредством которых реализуется лирическое «Я», – выпавший из гнезда птенец, беспокойный атом, музыкант-трубач, молодой мужчина, мифологический персонаж и др. Проследим их на примере анализа ряда произведений.

Стихотворение «Елеада, или Антиреинкарнация» построено в форме диалога между героиней древнегреческой мифологии Еленой Троянской, женой Менелая, и современной женщиной. Посредством иронии автор манифестирует разницу в их мировоззрении, ценностных приоритетах. Своенравная, самолюбивая и эгоистичная «дочь богов» называет себя «прекраснейшей из женщин», не считаясь с моральными нормами, открыто заявляет, что желает новой любви, страсти: «Не хочу Менелая. Я жду Париса!» ^{[6, с. 44]}. Елена грезит о вечной красоте и молодости, но ее мечты напрасны. Она потеряла связь с действительностью, не осознает истины – она не может существовать в современном социуме, основанном на иных ценностях. Ее оппонент иронично бросает ей: «Елена, статуи ваши в лощинах трещин» ^{[6, с. 44]}. Героиня предлагает ей взять современное имя Алина, вжиться в новое тело, что Елена воспринимает оскорблением, позором, стыдом, боится, чтобы об этом не узнали Зевс и Аид. Женщина иронизирует над раздосадованной Еленой: «Если тело не по душе, можете взять Нюрку…» ^{[6, с. 44]}. Так и не выбрав тело для реинкарнации, тщеславная героиня вынуждена покинуть земной мир и вернуться «в пансионат Аида». Репрезентация образа мифологического персонажа в комическом ракурсе свидетельствует о критическом мировосприятия поэтессы, ее желание актуализировать вопросы нравственно-этического содержания, соотнести ценностную систему разных эпох. Сопоставляя антиномичных по мироощущению героинь, автор имплицитно отвечает на вопрос, что является ценностью для каждой из них. Рациональная героиня, сформированная в условиях современной действительности, понимает, что не имя красит человека, а человек – имя. Она руководствуется моральными и нравственными принципами, Прекрасной же управляют тщеславие, самолюбие. Безусловно, авторские симпатии на стороне современной женщины, Елена вызывает ироничные и критичные эмоции.

В стихотворении «Монолог трубача» четко прослеживается характерное для постмодернистского сознания чувство неудовлетворенности, разочарования. В произведении противопоставляются музыкант и толпа. Автор позиционирует себя трубачом, музыкальный дар которого растрачивается впустую, поскольку послушать его приходят люди, не понимающие сути истинного искусства, желающие утолить скуку и хандру: «Я вам играл. Ко мне, чужому мужу, / Вы шли за утолением тоски» ^{[6, с. 57]}. Самопожертвование музыканта передается посредством развернутой метафоры: «Я вам играл. / Я распахнул вам душу. / Я снес с петель и двери и замки…» ^{[6, с. 57]}. Осознание того, что люди хотят получить от музыки лишь наслаждение, не углубляясь в природу искусства, не задумываясь над его эмоциями, приносит трубачу разочарование, душевную боль. Коммуникация толпы и музыканта ограничена, что передается посредством нераспространенных предложений: «Волненье. Боль. Зал» ^{[6, с. 57]}. Для трубача музыка – это состояние души, своеобразная связь с миром, величайшая ценность, поэтому за свою игру он не просит похвалы («Не покупайте для меня цветочек» ^{[6, с. 57]}), а желает одного – не играть для тех, кто не понимает музыку. Позиционируя себя трубачом, автор стремится имплицитно раскрыть драматичное мироощущение музыканта: порой аудитория не воспринимает истинную ценность высокого искусства. Лексическое доминирование в тексте глагола «играл» создает определенную звуковую тональность текста, одновременно усугубляют эффект непонимания между музыкантом и толпой.

В стихотворении «Я птенец, родившийся вне гнезда…» постмодернистское мироощущение поэтессы отражается посредством образа только что вылупившегося птенца. Он символически соотносится с современным поколением, которое также родилось «вне гнезда» (не имеет своего дома). Беззащитное существо оказывается в апокалиптических реалиях: «Надо мной не горит ни одна звезда, / Подо мной в руинах лежит мой дом, / Надо мной нарезает круги беда. / Подо мной осью скрипит Земля» ^{[7, с. 9]}. Он понимает, что ему не под силу бороться с мироустройством, внешними разрушительными проявлениями, поэтому приходит к неутешительному выводу: «Моя жизнь бессмысленна и глупа» ^{[7, с. 9]}. Драматизм, экзистенциальность ситуации усиливается в строках: «Мир мой рухнул. Ужасен он был в конце. / Я увидеть это тогда не мог, / Но руины вокруг – основной итог» ^{[7, с. 9]}. Руины становятся сакральным символом всеразрушающего времени и одновременно условного бессмертия. Переживая эмоциональное потрясение, птенец с ужасом осознает смысл своего существования в этом мире, свою ответственную миссию: «Все из пепла поднять выпадает мне» ^{[7, с. 9]}. Он желает еще немного «набраться сил», но время беспощадно, тем более что «лишней жизни в запасе у птицы нет» ^{[7, с. 9]}. В последней строфе трагичный пафос сменяется нотами позитива и надежды в лучшее будущее: «Я судьбу твою вижу в своих руках» ^{[7, с. 9]}. Птенец готов выполнить свое предназначение, он желает возродиться из того «невесомого пепла», над которым «пустота повисла крестом». Позиционируя себя беззащитным птенцом без гнезда, автор имплицирует мысль о жестокости, беспощадности окружающего мира, при этом утверждает сильные человеческие стороны – умение возрождаться, брать на себя ответственность, действовать во благо людей.

В стихотворениях «Я сижу взаперти, в четырех стенах…», «Трагический треугольник», «Королек ты мой, птичка певчая…», «Уроки жизни для меня проходят даром…» лирическое «Я» позиционирует себя мужчиной. В первом произведении психологическое состояние героя обусловлено расставанием с возлюбленной. Он сравнивает себя с монахом («Как ослепший в молитвах седой монах» ^{[7, с. 55]}), поскольку рефлексирует в замкнутом пространстве, ведет аскетичный образ жизни. Герой словно отрекается от всего мира, его душа «не находит покоя», он проводит дни наедине с собственными мыслями, однако не находит выхода из сложившейся ситуации: «Я бы мог переехать, сменить жилье, / Но в себе самом нахожу ее» ^{[7, с. 55]}». Яркие авторские метафоры «отрывая от сердца слои, куски», «ушел с головой в ядовитый дым» призваны передать драматизм положения героя. Однако в последней строфе «Знаю, что проиграл все твои суды, / Что в крови – не любовь, лишь ее следы, / Что проклюнутся всходы в местах потрав, / Но я так и не понял, в чем был неправ ^{[7, с. 55]}» раскрывается истинное лицо героя. Он быстро растратил свою любовь, его «страдания» длились лишь несколько дней. Его мужская несостоятельность заключается в эгоцентричности, неумении слушать возлюбленную. Ироничная репрезентация современного мужчины, «страдающего монаха», не понявшего причины расставания с возлюбленной, обусловлена авторской феминистской концепцией.

Лирика А. Подгорновой отличается актуализацией этнокультурных проблем, связанных с разрушением национального самосознания, нивелированием традиционного культурного начала, отказом социума от родного эрзянского языка. Особенно критичен голос поэтессы в стихотворении «Я – часть народа, беспокойный атом…», в котором изображена картина разложения национального мира. Лирическая героиня позиционирует себя «беспокойным атомом»: она постоянно находится в движении (не только физическом, но и психологическом), не может жить спокойно и размеренно, вокруг нее много проблем и негативных эмоций. Самое ужасное заключается в том, что она осознает себя «музейным экспонатом», которому «вслед показывают пальцем, / Услышав речь на ⹂странном” языке…» ^{[7, с. 60]}. ⹂Странным” в современном социуме считают эрзянский язык, на котором не говорят даже сами эрзяне. Поэтому героиня искренне переживает за судьбу написанных на родном языке стихов: «И места нет моим стихам-скитальцам / Ни на одном земном материке» ^{[7, с. 60]}. Она позиционирует себя частью народа, носительницей этнического кода, но каждый день ей приходится «доказывать, что еще жива, / Доказывать, что живо слово…» ^{[7, с. 60]}. Несмотря на физическую слабость («птичка-невеличка»), героиня сильна духом, она принимает решение «нести, любить, оборонять» родное слово. Она все делает для того, чтобы избежать экзистенциального финала, когда «грозит музейная табличка / С десятком слов про вымерших эрзян» ^{[7, с. 60]}. Лирическое «Я» четко и бескомпромиссно манифестирует свою внутреннюю ответственность и гражданскую позицию в национальном вопросе.

Таким образом, можно заключить, что в проанализированных стихотворениях А. Подгорновой лирическое «Я» репрезентировано посредством разных образов (птенца «вне гнезда», мужчины, беспокойного атома, трубача, мифологического персонажа и др.), выразительных (метафора, символ, ирония), лексических, синтаксических средств образности. В произведениях доминируют трагическое мироощущение, отражение негативных проявлений действительности, нивелирование общечеловеческого ценностного кода. Реализованные в поэзии А. Подгорновой образы и мотивы свидетельствуют о ее творческом поиске, стремлении выйти за рамки традиционной поэтики.

Просто выделите и скопируйте ссылку на эту статью в буфер обмена. Вы можете также попробовать найти похожие статьи