Фундаментальная культурология как наука выживания и её смысловая аналогия богословской сотереологии

Корень Роберт Викторович докторант, кафедра Президиум Национальной казачьей Академии, Межрегиональное общественное научно-образовательное учреждение "Национальная казачья Академия" 350049, Россия, г. Краснодар, ул. Северная, 265, оф. 30. Koren' Robert Viktorovich First Vice-President at Presidium of the National Cossack Academy 350049, Russia, Krasnodar, ul. Severnaya  265, of. 30. kasrob@rambler.ru Другие публикации этого автора

Великий русский мыслитель – академик В.И.Вернадский, который много сделал для единения науки и религии, писал о конфликте между религией и наукой: «Если же мы всмотримся во всю историю христианства в связи с вековым его спором с наукой, мы увидим, что под влиянием этой последней понимание христианства начинает принимать новые формы, и религия поднимается в такие высоты и спускается в такие глубины души, куда наука не может за ней следовать… Как христианство не одолело науки в ее области, но в этой борьбе глубже определило свою сущность, так и наука в чуждой ей области не сможет сломить христианскую или иную религию, но ближе определит и уяснит формы своего ведения» ^{[1, с. 52]}.

В настоящее время уже нельзя говорить о том, что религия (богословие) является для науки «чуждой ей областью». Более адекватным является утверждение о том, что богословие для науки является недостаточно познанной областью. На такое понимание положения науки и на необходимость внесения изменений в позицию науки и направлена данная статья, основанная не только на внешнем опыте, но и на собственном опыте автора научных построений, глубоких раздумий и сопутствующих им озарений.

Сферой взаимодействия науки и богословия являются наука выживания и богословская сотереология (учение о спасении), имеющие смысловую аналогию. Совместное рассмотрение этих смысловых понятий соответствует системологии, в соответствии с которой завершающими этапами любого познания являются обобщения и аналогии.

Авторы книг по «игровой» культуре, следуя в кильваторе «Заката Европы» Освальда Шпенглера, в своих произведениях, так или иначе, отразили именно этот минорный мотив и, соответственно, мажорный мотив выживания остался в тени.

Проведенные философские исследования и обобщения работ по онтологии концепта «культура» ^[2] и её функций ^[3] позволяют подойти к исследованию очень интересной, и, пожалуй, недостаточно разработанной культурологией проблемы «игровой» культуры.

Разрешение проблемы выживания, или хотя бы более глубокое понимание, является одним из ключевых моментов не только в очерчивании функционального предметного пространства культуры, но и в развитии познания ее управляющей роли в целях выживании человека как биологического вида, что фактически и методологически является предметом ведения фундаментальной культурологии ^[4].

Концепции игровой культуры являются одним из самых распространенных культурологических концепций. Их основу составляют западноевропейские концепции игровой культуры (Й.Хейзинга, Х.Ортега-и-Гассет, Г.Гессе) ^{[5, с. 43-56]}, родившиеся как реакция на упадок западноевропейской культуры ^[6].

Лейтмотив концепции Й.Хейзинга: игра старше культуры, игра предшествует культуре, игра творит культуру. Игра в концепции Хейзинга – это культурно - историческая универсалия. Хейзинга убежден, что культура в ее древнейших формах «играется»: «Она происходит из игры, как живой плод, который отделяется от материнского тела, она развивается в игре и как игра. Культура зачинается не как игра и не из игры, а в игре» ^{[7, с. 92]}.

Тема игры воодушевляла также испанского философа Х.Ортегу-и-Гассета. Подобно Хейзинге, Ортега озабочен судьбой современной культуры, кризисным бытием личности в условиях «массового общества». Путь спасения культуры он видит в сохранении духовных ценностей аристократической элиты, отводя ей роль «бесцельного напряжения», лучшим примером которого полагает спорт. Свои социологические идеи Ортега выразил в книге «Дегуманизация искусства» ^{[8, с. 241]}. Он склонен считать, что существует две разновидности рода человеческого: «народ» или масса, являющаяся «косной материей исторического процесса» и элита – особо одаренное меньшинство, творцы подлинной культуры.

Роман Г.Гессе «Игра в бисер» ^[9] – глубокое раздумье о культурном бытии, о возможности сохранить духовность в царстве Игры. Гессе сам называет Игру стеклянных бус «символической и многозначительной формой исканий совершенства». Семантическое поле Игры моделирует у Гессе в основном сферу эстетической деятельности, которая рассматривается им как деятельность, организующая все сферы общества и человека на основе порядка и ясности, благочестия и гармонии. Модель культуры Гессе зиждется на строгой духовной иерархии.

Игра рассматривается как важнейший феномен человеческого бытия в числе четырех других – смерти, труда, господства и любви – немецким философом Е.Финком. Игровое начало пронизывает всю человеческую жизнь и определяет способ понимания бытия. В отличие от Хейзинги, Финк считает игру важнейшим способом реализации человеческой деятельности, не свойственной животному миру. В игре, основанием которой служит фантазия, человек реализует высокие духовные потенции. Так происходит возвышение человека над природой и рождение культуры.

По мнению автора, игровая модель культуры в культурологии отражена на уровне восприятия явления, а ее содержательный смысл до конца не понят. В ряде учебников эта тема вообще снята из рассмотрения. Авторы учебных пособий по культурологии ^{[4, 10]}, вслед за Хейзинга и Ортега, связывают игровую модель культуры с упадком западноевропейской культуры, «массовой» и «элитной» культурами, спортом и социальными вопросами. Однако они не задаются вопросом первоосновы и первопричины «игры», довольствуясь ее вторичными отражениями.

А.Л.Золкин идет дальше, увязывая игру со свободой: «Главный признак игры состоит в том, что она свободна, она есть свобода. Игра не есть «обыденная» жизнь и непосредственная жизнь как таковая. Она выходит из рамок этой жизни в сферу деятельности, имеющую собственную направленность. Не будучи «обыденной» жизнью, игра лежит за рамками процесса нужд и страстей. И все же игра необходима индивидууму как биологическая функция, и она требуется обществу в силу заключенного в ней смысла, в силу своего значения, своей выразительной ценности. В силу завязываемых ею духовных и социальных связей. Игра, когда она в своих высших проявлениях что-то означает или что-то знаменует, находит себе место в сфере праздника и культа, в сфере священного» ^{[11, с. 35-36]}.

Только использование избытка энергии внешней среды (за счет доместикации животных и растений, переходу к земледелию, развития технологий и т.д.) позволило человеку расширить полосу свободы, создать материальные условия для культов, праздников, искусства. Поэтому энергия занимает важное место в игровой культуре.

Польский философ и писатель-фантаст Станислав Лем придал игровой культуре новый импульс. С.Лем, развивая идею культуры как системы игр, утверждает, что культура все же не является только игрой ^[12] , а скорее сравнима с биоценозом, поскольку они обе находятся в определенных, хотя и несхожих отношениях с Природой. По аналогии с биоценозом С.Лем поднимает тему Метаигры, в которую играет Природа и Человек по правилам, заданным Природой. В Метаигре Человек имеет люфт (полосу свободы, свободу выбора в отведенных рамках). Автору этой работы представляется, аналогия с биоценозом в теме Метаигры является условием необходимым, но недостаточным.

Всему живому свойственна экспансия и биоценоз является примером гармонии ограничения (люфта) этой экспансии растительного и животного мира во вмещающем ландшафте. Поэтому нельзя полностью согласиться с Лемом в возможности такой аналогии по отношению к человеку: биогеоценоз действует, в основном, на биологическом уровне воли, а человек существо и биологическое, и социальное. Возомнив себя «царем природы», он, реализуя свободу воли и потребительские наклонности, по преимуществу, разрушает биоценозы. В игровой культуре за отправную точку следует принимать гомеостаз, исходной целью которого является самосохранение.

Автор считает, что концепции игровой культуры, в особенности концепция Метаигры, имеют непосредственную связь с открытием К.Юнгом архетипа коллективного бессознательного. Оно «идентично у всех людей и образует тем самым всеобще основание душевной жизни каждого, будучи по природе сверхличным» ^{[13, с. 98]}. Коллективное бессознательное, кроме энергетической, вводит доминирующую информационную компоненту в понимание средств и форм выражения «игровой» культуры. Она фиксируется через архетипы культуры, которые являются информационными следами всего того, что позволило выжить человечеству в «игре» с Природой.

Если изобразить путь эволюции человека прямой, идущей из минус бесконечности в плюс бесконечность, а текущее состояние сознания – точкой на этой линии, то отрезок прямой от минус бесконечности до данной точки будет отображать подсознание, а отрезок прямой от данной точки до плюс бесконечности – сверхсознание. Подсознание есть сознание прошлого, сверхсознание – будущего. Именно в подсознании хранятся архетипы культуры в форме закристаллизованных следов информации, позволивших древнему человеку выжить. Таким образом, выстраивается триединая система: подсознание – сознание – сверхсознание (мистика).

Для подхода к пониманию сущности Метаигры в концепции Юнга не раскрыт один важный элемент, а именно аспект воли. Поясним это на основе раскрытия понятий: сущность жизни и сущность человека.

Сущность жизни – поддержание биологических норм, противостояние силам (энтропии), стремящимся низвести жизнь до уровня физического равновесия. Для этого животные наделены волей, которая реализуется посредством инстинктов (следов той информации, которая позволила виду выжить). Животные, проявляя агрессивность, устанавливают определенную иерархию в своем сообществе (стае). Но при этом, даже в моменты агрессии, не применяют против особей своего вида «оружия», такого как, например, яд,чего нельзя сказать о человеке.

Сущность человека, помимо того, - поддержание высокого социального и нравственного статуса, умение «продержаться» вопреки тем силам, которые стремятся низвести его к уровню животному и физическому. Для этого, в отличие от животных, человек наделен свободой воли. В качестве примера ее реализации можно было бы привести известную книгу рекордов Гиннеса как неудержимого стремления человека к экспансии, к завоеванию все новых и новых рубежей и расширению пространства возможных состояний, если бы в стремлении к рекордам не был замешан такой осложняющий дело момент, как человеческое тщеславие. Этот феномен еще на заре становления человеческого общества зафиксирован в мифологеме строительства Вавилонской башни. Пожалуй, что именно с этого момента исторически и началась глобальная Метаигра.

«И сказал Господь: вот, один народ, и один у всех язык; и вот что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали делать; сойдем же и смешаем там язык их. Так чтобы один не понимал речи другого. И рассеял их Господь оттуда по всей земле; и они перестали строить город [и башню]» [Быт. 11: 6-8]. Во всяком случае, приведенная цитата свидетельствует об образовании различных этносов (народов с различными стереотипами поведения и со своеобразными национальными культурами). До этого язык и культура были едиными – древних русов ^[14]. Об этом свидетельствую и архетипы культуры ^[15], которые едины у всех народов.

После изгнания из Эдемского сада целью Метаигры является выживание Человека в процессе эволюционного развития не только как биологического существа, но и существа общественного. Поэтому проблему следует рассматривать в разных уровнях движения материи.

Как было показано Р.Ф.Абдеевым ^[16], эволюционное развитие живого организма (как самоорганизующейся системы) осуществляется в три этапа (в трех контурах) на основе информации. В первом контуре формируется исходная цель – самосохранение, которая реализуется посредством связей гомеостаза. Конечная цель – самоорганизация окончательно формируется только в третьем контуре и может иметь различные формы реализации в зависимости от уровня организации и вида системы (род, община, государство и т.д.). В любом случае создается структура цикла взаимодействия противоположностей: самоорганизация – самосохранение.

Именно в этом бинарном ритме, человек как индивид начал игру «соло». Игралось трудно: особенно некогда, голодно, часто приходилось думать о самосохранении и играть в миноре похоронный марш, но фантазия звала к любви и мажору. Поэтому пришлось попридержать свободу воли и пойти под господство авторитета в роду (см. Е.Финк). При этом не обошлось без каннибализма и агрессии пока не произошло ранжирования в семье и роду (вместо равновеликих устанавливались разновеликие внутренние связи). Появились элементы самоорганизации и жесткий дирижер, но в компании играть было веселее и не так голодно. Люди начали осознавать необходимость цели бытия. Система усложнялась: заигрывать с природой, охотиться, растить детей и думать одновременно было сложновато, поэтому появился новый специализированный жанр с бубном. Но полоса свободы между самосохранением и самоорганизацией оставалась узкой.

Тут и выяснилась необходимость второго контура с жесткой дополнительной системой, которая расширяла полосу свободы между самосохранением и более сложной самоорганизацией, но сужала свободу выбора в отведенных рамках (см. Ст.Лем). В общине, наряду с личным авторитетом старшего в роду, в качестве дополнительной жесткой системы стали занимать элементы культуры. Постепенно начиналась троичная Метаигра, когда за счет усложнения экономической, социальной, а затем и политической самоорганизации расширялась полоса свободы, но ужесточалась свобода выбора. Это не всех устраивало, появились изгои, которые вначале уподоблялись солирующему индивиду, а затем обрастали единомышленниками, но на основе иной самоорганизации. Появлялась полифония игры.

После Вавилонских событий, за счет возрастания политической самоорганизации в условиях полифонии, процесс начал набирать силу: полоса свободы игры человека все более расширялась, а свобода выбора сужалась, так как суммарная жесткость всех управляющих систем резко возросла. Возникло противоречие. Природа решила поменять правила игры (идеалы) на обратные: жесткие системы институтов разрушались, а свобода воли отдельных личностей (пассионариев) резко расширялась за счет снижения степени самосохранения. При этом структура цикла взаимодействия претерпевала изменения: наряду с самосохранением на этом полюсе появлялась жертвенность (как проявление частью людей свободы воли, а не насильственного жертвоприношения). Полоса свободы расширялась, а роль жесткой системы все больше возлагалась на культурную традицию. Таким образом, происходит возрастание роли культуры, а полюс самоорганизации постепенно замещается самосознанием.

Итак, в предлагаемой автором концепции сущность «игровой» культуры сводится к следующему («Сюжет, программа и действующие лица»). Цель игры – выживание, становление и развитие человечества. Сюжет – Апокалипсис. Жанр – оптимистическая трагедия. Автор, художественный руководитель и Главный дирижер – Космический. Средства игры – энергоинформационные. Формы выражения. Ритмы игры – «четыре» и «семь». Фигуры (модели) для игры – объемные. Камертон – Нагорная проповедь (диалектически-триалектический). Формы тренировок – обряды, калядования, искусство. Формы осознанной групповой консолидации – верования, философские школы, сословия, различные союзы и т.д. Формы коллективной бессознательной консолидации – конвиксии (не долговременны), этносы, суперэтносы.

Основная сцена игры – этногенез. Анклавы для репетиций – социально-политический, экономический и т.д. Герои игры, они же жертвы – пассионарии. Действующие лица и исполнители – гармоничные люди. Зрители – субпассионарии. Музыкальное сопровождение – культурное. Направление развития – самосознание. Таким образом, Метаигра выражается формулой: Природа – Культура – Этногенез и осуществляется в соответствии с принципом триединства–триалектики. Природа и этногенез образуют структуру цикла взаимодействия противоположностей, а культура является принципом дополнительности (системообразующим и управляющим фактором).

Культура многогранна и имеет разные формы отражения в сфере бытия. Реализмом триединства–триалектики соткан весь окружающий нас мир и прочно зафиксирован в подсознании русского народа.

Внимательно почитайте русских поэтов и писателей, прислушайтесь к их сказкам, внимательно посмотрите картины русских художников, поскачите на русской тройке над бездной заблуждений, поплывите по океану на трех китах, воспарите в облака на трех лебедях, наконец, выпейте «на троих», да при этом не забудьте открыть свой «третий глаз» чистого разума. И Вы увидите перед собой три пути-дороги, где можно потерять коня, голову, или найти нечто; три пальмы, трех богатырей, повстречаете трех товарищей; загадайте три желания, сделаете три спортивных подхода (попытки), да не забудьте полюбоваться тремя Грациями и поучаствовать в «любовном треугольнике»…

Таким образом, реализм триединства в «игровой» культуре не требует доказательств. Хотя смысл понятия «игровой» культуры прояснился, автор считает необходимым продолжить анализ западноевропейских концепций игровой культуры с тем, чтобы выявить в них некоторые некорректности и сделать определенные выводы, а затем продолжить развитие новой концепции

Общий смысл понятий «игры» Хейзинги и «спортивности» Ортеги совпадают. Но для Хейзинги эстетическая игра является, прежде всего, деятельностью общественной и общедоступной, Ортега же в первую очередь ставит задачу спасения культуры от «восстания масс», а спасителем объявляет элиту. Именно здесь проходит водораздел «игровой» культуры на уровнях эмпирического и теоретического знаний, что диссертант и попытается показать. При этом он полагает, что читатель не будет путать «массовую культуру» и культуру народную (этническую).

Элитная культура, как было показано на примере шахматной игры, уже в силу того, что она замкнута на узкий круг общества, реализует лишь статику процесса («бег на месте») и не создает условий для развития («бега во времени»). Всякого рода элитарные «клубы» чаще всего являются соревнованиями вейстинговых (престижных) потребностей, что имеет мало общего с культурой, а больше с сегментацией.

Стандартизация и сегментация – важные условия гегемонии в гражданском обществе, где требуется сохранить «атомизацию», индивидуализацию людей. Но в то же время надо соединить «сегменты» связями, не приводящими к органическому единству, - безопасными для гегемонии. Как показали исследования по методологии Грамши, эффективным средством для этого стал в США спорт. Он порождал такие символы и образы, которые связывали мягкими, ни к какому социальному единству не ведущими связями самые разные сегменты общества – от негритянского дна до буржуазной элиты. Спорт создал особый срез общей массовой культуры и обыденного сознания ^[17]. Коммерциализация спорта показала это со всей очевидностью.

По выражению К.Бернара: «Постоянство внутренней среды – есть условие свободной жизни организма». Но человеку дана свобода воли, в соответствии с которой он сам выбирает: быть ли ему «дикарем» и потребителем, или одухотворенной личностью. Деяния (в отличие от явлений) – поступки, являющиеся результатом свободного выбора (сознательной деятельности) человека ^{[18, с. 549, 606]}.

С другой стороны, как и любому организму, человеку свойственна экспансия (поисковая активность, тщеславие, агрессия и т.д.), которая является условием развития. В полосе между гомеостазом и экспансией управление этносом осуществляется за счет стереотипа поведения, который периодически изменяется за счет микромутаций – пассионарных толчков. А поскольку стереотип поведения изменяется пульсирующе на противоположный, связь между стереотипами поведения осуществляет культурная традиция.

Понимание игровой культуры как энергоинформационных следов выживания в прошлом является важным этапом в решении проблемы предметного пространства культуры как фактора управления в системе: «природа – культура - этногенез», становления фундаментальной культурологии как науки о становлении, развитии и выживании человека социального.

Но для этого, кроме социальных, необходимо учитывать фундаментальные функции культуры ^[3], рассматривать культурогенез в органической связи с этногенезом, а историю культуры как коллективную память этносов (народов) о своих культурных традициях.

Современная культурология как научная дисциплина пока еще не имеет единого онтологического основания для теорий культур, охватывающего все стороны материального и духовного бытия человека и его окружения, а также увязывающего мировую (общечеловеческую) культуру и национальные культуры с их многообразием. Но именно в связи с необходимостью такого основания и возникла культурология как наука о культуре. По этому поводу В.М.Межуев пишет следующее: «Крах культурного европоцентризма, т.е. способа судить о культурности разных и несхожих друг с другом народов по их соответствию лишь одному - европейскому – образцу, и явился причиной возникновения науки о культуре – культурологии, которая ставит свой задачей выработку знания о чужих культурах (чужих по отношению к исследующему их субъекту познания)» ^{[19, с. 51]}.

А.Я.Флиер ^[20], используя метод классификации, начал создавать культурологию как систему, выделяя три основные отрасли культурологии: фундаментальная культурология, антропология и прикладная культурология. Но, в контексте трех названных отраслей культурологии и приводимого им определения фундаментальной культурологии: «область, где слиты философия и теория культуры, исследующие наиболее общие закономерности исторического и социального бытия культуры, а главное – формирующие ее эпистемологию– систему принципов, методологий и методов познания, систематизации и анализа изучаемого материала», по своему смыслу эта отрасль культурологии скорей относится к теоретической, чем фундаментальной культурологии.

На это указывают и следующие факты: во-первых, в дальнейшем изложении А.Я.Флиер именует «фундаментальную культурологию» - фундаментальной теорией; во-вторых, не включает ее в основные категории и понятия культурологии (тезаурус); в-третьих, А.Я.Флиер указывает, что все функции культуры социальны, то есть для него фундаментальные функции культуры остаются «тера инкогнито»; в-четвертых, фундаментальная культурология не может сочетаться с 2000 определений культуры, необходимо единое (исконное) определение; в-пятых, фундаментальная культурология должна охватывать, кроме эпистемологии и онтологию, но для охвата онтологии метод классификации недостаточен, т.к. он слабо структурирует информацию. Совокупность этих фактов дает основание усомнится в том, что семантика флиеровской «фундаментальной культурологии» соответствует категории фундаментальности.

Р.Г.Баранцев категорию фундаментальности связывает с понятием целостности и пишет: «Тяга к целостности есть тяга к жизни» ^{[21, с. 47]}. Другими словами категория фундаментальности, так или иначе, ассоциируется с выживанием.

Кроме того, «фундаментальные законы – это законы-условия, а фундаментальные знания являются таковыми, если они являются фундаментальными условиями бытия человека, его жизни... С указанным принципом связан следующий принцип: «знание структурируется в Сознании». В рамках общебытийного Сознания должна быть осознана задача выживания человечества» ^{[22, с. 373]}.

Обобщая различные ракурсы взглядов на культуру, автор считает возможным сформулировать фундаментальный концепт культуры: «Культура – это почитание (признание) солнечного света как источника жизни и ее вечности» ^[5]. В этом случае артефакт культуры является естественным следствием феномена человека, как части природы, фактора эволюционного перехода биосферы в ноосферу, и разрешает противоречие «двух культур» Ч. Сноу.

Кроме того, фундаментальное определение культуры однозначно выводит его семантику на духовно-энергетические основы исконной культуры, а от нее - на соответствующие энергоинформационные и функциональные основания культурологии.

Изложенное выше позволяет осуществить познание фундаментальной культурологии как науки выживания на уровне восприятия явления (сферы эмпирического знания). Познание сущности явления фундаментальной культурологии как науки выживания (сфера теоретического знания) возможно только посредством исследования проблемы взаимосвязи системы (бинарной оппозиции) «природа - общество». При этом знания, полученные на уровне восприятия явления, представляют собой оперативную информацию, которая на уровне познания сущности явления преобразуется в структурную информацию (информативность). При исследовании этой бинарной оппозиции «действующим лицом» выступает фундаментальная культура, а фундаментальная культурология выступает как ее отражение: средство познания фундаментальной культуры.

Проблема взаимосвязи «природа - общество» возникла с момента становления человеческого общества. Когда возросшие демографические процессы поставили на повестку дня проблемы энергетики и питания, а общество овладело мощной техникой и вступило в эпоху индустриального развития, деятельность человечества стала для планеты сопоставимой по масштабам воздействия на биосферу с такими природными факторами как геологические процессы, эволюция животного и растительного мира и тому подобным. Так проблема взаимосвязи «природа - общество» приняла форму проблемы экологии – сохранения окружающей среды в необходимом для существования человека виде.

После того как общество овладело ядерной и термоядерной энергией, обострилось противостояние различных политических систем и были созданы космические войска, оказалось, что человечество за несколько часов может быть сметено с лица Земли. Ученые, на основе компьютерного математического моделирования, показали, что следствием ядерной войны или в результате действия террористов с использованием ядерного оружия, результатом будут «ядерная ночь» и «ядерная зима». Проблема «природа – общество» из сугубо экологической переросла в глобальную проблему выживания человечества. И перед обществом встал совсем не риторический, а реальный вопрос: быть или не быть человечеству на Земле? Именно так проблема воспринимается многими учеными, политиками, общественными и религиозными деятелями.

Взгляд на проблему взаимосвязи системы «природа - общество» в ракурсе выживания и проблемы экологии может быть условно обобщен в следующие три основные позиции:

Консервативная позиция. Суть данного подхода заключается в преимущественном воздержании от развития техносферы, сдерживания демографических процессов, отказа от благ цивилизации, аскетизм, сведения потребностей к витальным. Лозунг: «Назад к природе». Но эволюция необратима, поэтому такая позиция бесперспективна.

Философско-антропологическая (прозападная) позиция. Способ бинарной оппозиции стал доминирующим, повсеместным. В результате создается впечатление, что мир устроен так, что бинарность – понятие не только гносеологическое, но и онтологическое. Однако следование этим путем расщепления ведет к дифференциации (отсюда и тысячи частных определений «культуры»), появляется желание собирать, объединять, синтезировать. Но бинарная схема для этого не годиться. Требуются другие структуры, так как идеология антагонизма, непримиримых противоречий – бесперспективна; она ведет мир к самоубийству.

Позиция философии русского космизма. В.П.Казначеев рассматривает русский космизм как путь к выживанию и Российский суперэтнос, как его воплощение в противовес антропоцентрической диктатуре («золотой миллиард»). В описание проблемы взаимосвязи «природа - общество» вводятся культурный и этнический аспекты.

Идеи В.И.Вернадского и современная теория циклов вводит в социально-философское описание проблемы взаимосвязи «природа - общество» культуру как аргумент самосознания, декларируют триалектику как метод познания законов функционирования и развития целостностей, а также вводит в описание соответствующие триалектике геометрические модели.

При исследовании бинарной оппозиции «природа - общество» основным «действующим лицом» (системообразующим и управляющим фактором) является культура ^[23], а фундаментальная культурология выступает как ее отражение: средство познания фундаментальной культуры. Таким образом, фундаментальная культурология полностью поглощает экологию и выполняет научные функции экологии на более высоком научно-методологическом уровне.

С позиций системологии, говоря о фундаментальной культурологии как науке выживания, речь следует вести о научно-философской фундаментальности. Она может быть представлена как триединая система (фрактал): Концепции современного естествознания - Философия – Культурология.

В этой триаде фундаментального знания Концепции современного естествознания характеризуют процесс, его взаимообусловленность и им соответствует физическая модель (вихрь) системы Единой теории мира (ЕТМ) ^[24]; Философия – отношение, его взаимопроникновение и ей соответствует структурная модель ЕТМ (пентатетраэдр); Культурология – характеризует предмет, его функциональное единство, ей соответствует функциональная модель ЕТМ (фрактал) ^{[25, с. 55]}.

Таким образом, зарождение и становление фундаментальной культурологии как науки выживания непосредственно связано с использованием в качестве методологической основы и функционального инструментария и теории триединых систем ^[26]. А конструирование предметного научного пространства базируется на триадах форм фундаментальной культуры: духовная – социальная – технологическая, менталитета культуры: традиции – установки – представления, средствах познания мира: религия – философия – наука, структуре пути познания: познание сущности – познающий субъект – восприятие явления, формах развития культурологии: мировоззренческая парадигма – циклизм – культурофилософия и т.д.

Одним из направлений усложнения внутренней структуры фундаментальной культурологии как науки выживания является проблема оздоровления человека с использованием средств культуры и искусств (как альтернатива медикаментозно-таблеточного лечения) ^{[27, с. 22-23]}.

В рамках проблемы выживания проблема здоровья человека (оздоровления) является частным случаем и решать ее необходимо, в основном, средствами культуры и искусств. При этом оздоровление выступает как альтернатива медикаментозному (таблеточному) лечению, которому отводится вспомогательная роль. При этом акцент переносится с собственно лечения уже состоявшейся болезни на ее профилактику.

И если вопрос выживания человечества в науке был поставлен ребром только в ХХ веке, то в богословии он был поставлен изначально под именем «спасение». В Православном Догматическом богословии догмат Пресвятой Троицы (или догмат Троичности) имеет Высшую иерархию, так как на нем непосредственно основывается ряд других великих догматов Церкви, и, прежде всего, догмат нашего искупления (учение о спасении). И это один из основных вопросов Церкви в ее взаимоотношении с миром.

В докладе Митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла (нынешнего Патриарха), председателя отдела внешних церковных связей Московского патриархата, на общественных Общероссийских чтениях Основ социальной концепции Русской Православной Церкви было сказано: «…У Церкви нет иной цели во взаимоотношениях с миром, с человеком, с окружающей средой, с космосом, кроме цели спасения. Сотереология (с греческого «сотер» - спаситель) – учение о спасении. Так вот, если говорить богословским языком, у Церкви нет иной цели, кроме вот этой сотереологической цели… Церковь провозглашает эту систему ценностей, эту шкалу ценностей, формирует и предлагает людям во имя их счастья, во имя их благополучия, во имя полноты бытия, во имя спасения, которое начинается здесь, на Земле и переходит в вечность».

Методологически можно утверждать, что понятия «выживание» и «спасение» в пределах Земли, т.е. материального мира, тождественны, а при переходе в духовный мир («вечность») последнее понятие шире, глубже и всеобъемлюще. Поэтому в пределах тождества этих понятий необходимо преодолеть конфликт между наукой и религией и сделать все возможное для его сглаживания во имя глобальной цели.

Усилиями иерархов Православной Церкви, в особенности митрополита Кирилла, депутатов Государственной Думы и ученых, прежде всего представителями Академии наук РФ, уже многое сделано, но, тем не менее, многие представители высшего образования прямо или косвенно противодействуют сближению науки и религии.

Автор исходит из тех позиций, что наука и богословие должны взаимно дополнять друг друга (или в транскрипции митрополита Кирилла быть «соработниками»). Только в форме взаимодополнения и соработничества можно рассчитывать на успех. Эта мысль присутствует в выступлении митрополита Кирилла: «Я говорю о взаимодействии, потому что Церковь не обладает механизмами – реальными, физическими, политическими, экономическими, социальными – воздействия на среду. Церковь обладает Словом и благодатью Божией. Это не мало. Но если человек закрывает себя к действию благодати, если он просто является активно неверующим человеком или если он закрывает себя от действия благодати своим грехом, то Церковь становится беспомощной».

Для того чтобы разрешить это противоречие обратимся к методологии науки. В математической интерпретации оно формулируются так: если неизвестных больше чем уравнений, то необходимо перейти к новой системе уравнений, более высокого иерархического уровня. В философской интерпретации, введенной автором: чем шире обобщения, тем ближе к истине ^[28]. Здесь уместно отметить, что наиболее широкие обобщения, или абсолютная Истина, содержится в догмате Пресвятой Троицы. Взяв за основу этот догмат, автор разработал теорию ^[26]. А докторская диссертация по богословию, над которой работает автор, называется «Святая Троица как Прообраз всего сущего в сотворенном мире».

Если рассмотреть указанные митрополитом Кириллом механизмы, которыми «Церковь не обладает», то они поглощаются (обобщаются) понятием «культура», одним из разделов которой является и религия. В Тбилисской Духовной академии Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий П в своей речи сказал: «Большинство наших соотечественников утратило чувство преемства и развития православной культуры».

Видимо, это замечание Патриарха относится и к духовным пастырям Православной Церкви. Важную роль культуры в обновлении человека отметил и депутат Госдумы В.В.Гальченко: «Иной раз кажется, что мы вовсе не понимаем, что реформация - социокультурный процесс, что речь в наших реформах идет об обновлении человека…». Покойный академик Д.С.Лихачев неоднократно указывал на то, что забвение культуры и утрата культурных ценностей ведет к вырождению нации.

Если с позиций культуры взглянуть на рассматриваемую проблему, то оказывается, что Церковь обладает значительными не реализованными возможностями своей внутренней жизни, вероятно, связанными с «болезнью роста». За последние десятилетия построено много каменных Храмов и, соответственно, создано много приходов, для которых потребовались новые пастыри. В лучшем случае они заканчивают Духовные семинарии, зачастую заочно. И преподают им, в особенности во вновь открытых семинариях, в основном такие же семинаристы. Привлекаемые же преподаватели светских вузов зачастую не имеют богословской подготовки (не владеют православной культурой). Вот и получается, что многие пастыри Церкви не обладают достаточной богословской культурой, ограничиваясь Псалтырем и церковно-служебными книгами. А многие ли преподаватели Духовных академий обладают степенью доктора богословия?

Этот вопрос перекликается с потребностью Церкви в новых формах работы с паствой, с обществом и высказываниями Патриарха о том, что для Церкви остро стоит «вопрос о приближении литургической культуры Православия к пониманию наших современников». Попытки автора этой книги стимулировать повышение богословской культуры посредством работы священников над кандидатскими и докторскими диссертациями по богословию окончились безрезультатно: мол, «некогда за службой, да и с семьей надо побыть». Зато такие каменные Храмы обрастают всякого рода ларьками и магазинами. Один из рукоположенных пастырей даже произнес тост: «Чтоб наш маленький приход имел большой доход!». А это как раз то, против чего наш Спаситель - Иисус Христос боролся в Иерусалимском Храме.

По мнению автора, одним из мероприятий выхода из этой негативной ситуации явилось бы разрешение защиты кандидатских и докторских диссертаций по богословию крещеными лицами, не имеющими официального богословского образования, но имеющими ученые степени. Духовно-правовыми основаниями такой акции являются: Тропарь на Рождество Христово, указывающий: «воссия мирови свет разума» и положения Нового Завета, не делающих различий ни по национальным признакам, ни по положению в обществе, ни по степени материального благосостояния. Зачем же создавать препятствия в прославлении Бога на том основании, что человек познал богословие не в официальном учебном заведении, а путем самообразования? Тем более, что присуждение богословской степени осуществляется не явочным порядком представления диссертации, а на основании ее защиты в ходе дискуссии.

В науке проблема выживания находит свое отражение во взаимосвязи системы «природа - общество». На основе анализа бинарной оппозиции «природа - общество», автор привел ее к структуре синтеза (триединой системе): «природа – культура - общество», в которой культура является принципом дополнительности (системообразующим и управляющим фактором), переводящим оппозицию в более мягкие формы взаимодействия, которые и способствуют выживанию ^[23]. Здесь уместно отметить: во-первых, триединая система является отражением триединства ипостасей Святой Троицы; во-вторых, в зависимости от области знания и конкретного контекста принцип дополнительности может быть представлен в различных формах (межа-граница, пленка-мембрана, семантический фильтр, информационный фильтр, информационная граница, трансцендентное), однако все они поглощаются (обобщаются) принципом любви.

Этот обобщающий все случаи принцип был провозглашен в Нагорной проповеди Христа-Спасителя: «Я же говорю Вам: Любите врагов своих…» [Матф. 5: 44]. «Любите врагов своих», т.е. переступите через неприязнь, отчуждение, борьбу, по своему смыслу вполне соответствует трансцендентному (переступать).

Итак, выживание (спасение) в системе «природа-общество» определяется культурой, вернее уровнем развития культуры, в том числе и богословской культуры. Более корректно культура и ее явления редуцируются и объясняются на основе структурно-функциональных представлений. Иначе говоря, они рассматриваются функционально, а также как системы и структуры. Для того чтобы понять логику функционального подхода, рассмотрим фрагмент рассуждения о религии классика структурного функционализма Т.Парсонса из его работы «Культура и социальная система» ^{[29, с. 71-72]}.

Он пишет, что для функционализма вопрос о месте религии достаточно важен. Мы не считаем, говорит он, что религия «принадлежит» какой-либо первичной подсистеме действия, а рассматриваем ее в качестве феномена, соотносящегося с тремя подсистемами: культурной системой, личностной системой и социальной системой – и в известной степени интегрирующего их. В этом кратком высказывании налицо как функциональная характеристика религии (как интегрирующей три подсистемы), так и трактовка ее в качестве подсистемы более широкого социального целого.

Однако, при совершенно правильной постановке вопроса, функционализм Т.Парсонса остается «вещью в себе», так как в нем не раскрыты ни его семантика, ни продекларированная структура. Раскрыть семантику и структуру функционализма Т.Парсонса из процитированной его работы, можно только используя подход систематики. Для лучшего восприятия подхода

Другие сайты издательства: Официальный сайт издательства NotaBene / Aurora Group s.r.o.

Перепечатка материалов допускается только в некоммерческих целях со ссылкой на оригинал публикации. Охраняется законами Российской Федерации. Любые нарушения закона преследуются в судебном порядке. © ООО "НБ-Медиа"